В начале прошлой недели Сыктывкар покинул московский режиссер Валерий Ильин, поставивший в Республиканском академическом театре драмы им. В. Савина «Укрощение строптивой» по пьесе Уильяма Шекспира. Премьера спектакля в постановке столичного гостя, которая состоялась 19 мая, вызвала самые противоречивые оценки в среде театральной общественности. В свою очередь, г-н Ильин, игравший у Георгия Товстоногова, стажировавшийся как режиссер у Анатолия Эфроса, а теперь сотрудничающий с театрами-студиями Москвы, поделился с «ЗЖ» впечатлениями о спектакле, о театре и его артистах.
– Актеры, играющие в вашей постановке, нередко пользуются текстом, которого нет в пьесе «Укрощение строптивой».
– В концепции спектакля заявлено – «по мотивам пьесы У. Шекспира». Судите сами: существует 16 переводов этой пьесы, из которых нами были взяты в работу четыре. Кроме того, известно, что сам Шекспир свою пьесу ни разу в жизни не прочитал целиком: с самого начала она была расписана по ролям для актеров лондонского «Глобуса». И каждый раз актеры импровизировали, играли по-новому. И только через много лет, уже после смерти Шекспира, его помощник по «Глобусу» Бэрбэдж по этим ролям стал записывать пьесу. И никто не может поручиться в полном авторстве Шекспира. Может, ее досочинил, а то и вовсе придумал этот самый сэр Бэрбэдж? Как бы то ни было, это случай, когда пьеса – мифическое создание. Поэтому мы и не могли взять на себя обязательство – играть пьесу, мы играли – по мотивам пьесы.
Отсюда жанр – комедия-МИФ (музыка, игра, фантазия). В текст вошли также сонеты Шекспира, строчки из других поэтов Ренессанса, даже отдельные высказывания о Шекспире.
– Что можно считать вашим режиссерским ноу-хау в постановке?
– Новизна моей трактовки – это попытка рассмотреть ситуацию сквозь призму жертвенности Катарины. До сих пор это не предлагалось ни в одном из известных мне решений спектакля. Кроме того, надеюсь, за песнями-танцами на сцене прочитывается и скрытый, глубокий подтекст – о зарождении неожиданного внимания к другому – к собственной душе, в которой происходит чудо перерождения.
– Многие любители театра отметили тот факт, что актеры легко и свободно двигаются по сцене, танцуют, фехтуют…
– В принципе, это – техминимум настоящего актера и ХIV века, и современного. К счастью, мы с балетмейстером Натальей Карпекиной имели дело с полноценной группой талантов, причем без московско-питерской фанаберии: вот я – только певец, или только танцор, или только актер. Здесь этого нет, слава Богу. Помните постулат Станиславского: актер – творец синтетический, должен уметь на сцене все.
И потом, гораздо важнее не то, что они двигаются, а куда и зачем двигаются. Каждый танец должен быть осмыслен, каждое движение должно быть отобрано из тысячи, чтобы рождать неповторимый образ и персонажа, и спектакля в целом.
– Какие из поставленных задач оказались недостижимыми?
– Многое осталось нереализованным в связи с отсутствием у театра постоянной площадки. Когда репетиционные работы и показ готового спектакля происходят на разных сценах, актер просто объективно играет слабее и вообще совершенно иначе. Посудите сами: способ существования на сцене в зале на сотню мест – один, на тысячу – другой. Первый оптимален для передачи тонкого, изящного, лиричного, второй – скорее, патетического. Добавьте к этому проблему звукопередачи: она гораздо беднее на большой сцене. Попробуйте пошепчите на ней, как это удавалось на репетициях… Да и зрительское восприятие во многом определяется залом.
– От чего вы больше всего уставали на репетициях?
– От взаимоНЕпонимания. В театре должна быть наработана некая договоренность о том, что и звукоцех, и светоцех, и актеры, и рабочие сцены – все делают одно дело. И как в хорошей, слаженной семье, в команде каждый должен делать свое дело быстро и качественно. Не опаздывая и не опережая, вбивая гвоздь туда, куда надо, т.е. профессионально.
– За время работы над спектаклем (а это около трех месяцев) вы, наверное, знакомились и с постановками других театров Сыктывкара, прежде всего Республиканского драматического. Ваши впечатления от увиденного?
– Прекрасно, что в репертуаре республиканской драмы есть национальные пьесы, но хотелось бы, чтобы театр ставил и Мольера, и Шекспира, и русскую классику. Это не исключает и хорошие двуязычные спектакли. То есть одни и те же актеры при одних и тех же режиссуре и оформлении сегодня играют на коми языке, а, допустим, через неделю – на русском.
Думаю, событием в театральном пространстве республики можно считать оперу «Трубадур» в театре оперы и балета. Это не просто рядовая удача, это постановка европейского уровня.
Мне довелось также посмотреть весьма интересные работы любительских коллективов: «Моста» (СГУ) и «Фантастической реальности».
– На ваш взгляд, каков потенциал коллектива республиканской драмы?
– Среди приглашенных в мою рабочую группу были в основном те, кто проявлял активный, живой интерес, хотел работать. Знаете, по моим наблюдениям, в целом по стране больше ленивых актеров. И почему-то это особенно проявляется в национальных двуязычных театрах.
Хочу отметить актерского лидера группы – Людмилу Третьякову. Зрелая по мастерству, точная по действию на сцене, чрезвычайно работоспособная. По эмоциональному накалу игры она намного превосходит известных мне хрестоматийных исполнительниц роли Катарины.
Вообще, в театре есть сильные актеры, с которыми интересно было бы поработать любому режиссеру. Среди них отмечу Михаила Липина, актерская магия и фантастическая энергетика которого овладевает даже залом вашего оперного театра. Глубокая и колоритная актриса Глафира Сидорова была вдохновительницей и душой нашей работы над спектаклем.
Актерский потенциал театра в целом бесспорен. Проблему я вижу, скорее, не в актерах, а в отношении к ним, к театру как к некой застывшей структуре.
Почти сто лет единственной организационной формой, согласно концепту Станиславского, был репертуарный стационарный театр. Хотите вы того или нет, но сейчас время само выводит театр на иные, альтернативные, формы, которые, впрочем, могут прекрасно сосуществовать с традиционными. Это прежде всего антреприза: гастрольная и в пределах города, режиссерская и актерская. И это спасительно особенно сейчас, когда бюджетный театр влачит жалкое существование, а в провинции театры попросту закрываются.
В Сыктывкаре сейчас, к сожалению, антрепризы нет. Та попытка, что я видел в центре «Серсо», оказалась нежизнеспособной. По-видимому, нет заинтересованности руководства от культуры в новых театральных формах, нет требуемой временем административной мобильности, легкости. Тем самым практически ведется политика уничтожения профессионального театра.
Беседовала
Раиса Науменко